Главная Мы предлагаем М.И.Л.И.Ф. Команда и контакты
 

§ ИНВЕСТИЦИИ В ИТ - Параллельные миры Белоусова (Предприниматель Сергей Белоусов, Эксперт (Россия), 09.06.2011г.)

РУССКИЙ БИЗНЕС ИНВЕСТИЦИИ В ИТ - Параллельные миры Белоусова

Сергей Скрипников

9 июня 2011

Эксперт (Россия)

Сергей Белоусов сколотил уже не одну сотню миллионов, разрабатывая и продавая по всему миру компьютерный софт. В интервью "Эксперту" он рассказал, почему так сложно работать с российскими программистами и американскими венчурными финансистами

Сергей Белоусов мог бы быть ведущей фигурой на российском рынке программных разработок. Но не хочет. На публике он не светится, в газетных заголовках не мелькает. Большую часть жизни Белоусов проводит в перелетах между Азией, Москвой и Сиэтлом. Известен исключительно коллегам по рынку, его софтверные компании на Западе давно считаются за своих, а в России они даже не попадают в рейтинги разработчиков софта. Между тем совокупный оборот двух белоусовских компаний - Parallels (бывшая SWsoft) и Acronis - в 2010 году составил порядка 200 млн. долларов. Столько же заработала в минувшем году всем известная «Лаборатория Касперского», и это заметно больше, чем обороты EPAM и Luxoft, которые пишут бизнес-софт на заказ, занимаются так называемым офшорным программированием.

Parallels разрабатывает и продает такие программы, которые позволяют на одном компьютере запускать различные операционные системы и сложные, порой трудносовместимые приложения. Крупнейшие компании мира из списка Fortune - 100 - клиенты Белоусова: от легендарной General Electric до крупнейших банков мира и ведущих инвесткомпаний с Уолл-стрит. Все они используют средства виртуализации от Parallels на своих серверах. Можно трактовать виртуализацию еще и так: это технология, позволяющая использовать один компьютер там, где без нее понадобилось бы несколько.

Во время нашей встречи Белоусов долго ищет на телефоне картинку, где новоизбранный президент Дмитрий Медведев сидит с ноутбуком компании Apple на коленях. "Не знаю, подделка или нет, - говорит Сергей, - но если он использует «Мак», он наверняка тоже наш клиент. У него же должны быть какие-то программы, которые идут только под Windows. И проще всего их запустить под решением от Parallels", - улыбается он. Каждый десятый из миллионов пользователей "Маков" использует виртуальные системы для запуска несовместимых с этой системой программ, 90% таких людей - клиенты Parallels. Acronis, вторая компания Белоусова, создает системы резервного копирования и восстановления данных. Коробочки с этой программой на ура продаются в магазинах электроники по всей планете - от Нью-Йорка до Токио.

В 90-х Белоусов, как и многие тогда, занялся сборкой и производством в России компьютеров и комплектующих, став одним из основателей известного ныне дистрибутора Sunrise. Спустя несколько лет он покинул Sunrise и основал вместе с партнером Ильей Зубаревым еще одну компанию, которая поначалу собирала компьютеры и телевизоры, а позднее превратилась в Rolsen, крупного производителя бытовой электроники. Параллельно с Rolsen Белоусов начал экспериментировать с разработкой софта и в какой-то момент целиком переключился на это направление. Сегодня у Parallels 300 ключевых разработчиков в Москве, 200 в Новосибирске, еще 150 специалистов техподдержки там же, а маркетинг, финансы, продажи и руководство сосредоточены в США. Свыше 95% денежного потока компаний Белоусова формируется за пределами России.

На западный рынок хочется и другим нашим разработчикам, однако особыми успехами похвастать могут не многие - разве что ABBYY и "Лаборатория Касперского". Большие надежды наши чиновники возлагают на российских офшорных программистов - тех, кто пишет софт по заказу иностранных компаний. В 2006 году, по данным ассоциации "Руссофт", объем экспорта офшорного ПО из России составил чуть более 1 млрд. долларов, в 2010-м - уже 2,2 млрд. долларов. В надежде на бурный рост сейчас пишутся программы развития рынка ИТ-аутсорсинга, влет подписываются масштабные сметы строительства технопарков.

Но пока наши разработчики в сравнении с западными выглядят совсем крошечными. Так, один из лидеров рынка офшорного программирования компания EPAM, проводившая частное размещение на 50 млн. долларов в феврале этого года, в целом оценивается в 330-350 млн. долларов. Ближайшего конкурента EPAM компанию Luxoft, которая входит в группу IBS, аналитики Goldman Sachs оценивают в 322 млн. долларов, а Unicredit Aton - в 290 млн. долларов, но через год. Зато совсем иные оценки у конкурентов Белоусова. Ближайший конкурент Parallels и лидер своего рынка американская VMware проводила IPO в августе минувшего года. Цена размещения составляла 29 долларов за акцию, однако буквально в течение суток котировки подскочили до 57, а спустя пару месяцев - более чем до 100 долларов за акцию. В момент размещения мультипликатор капитализации к обороту превысил 20, а на пике торгов стоимость компании была выше 45 млрд. долларов; сегодня она стабилизировалась на отметке 26 млрд. долларов. Если применить к Parallels мультипликатор хотя бы 15, стоимость компании уже превысит 1,5 млрд. долларов. Учитывая бурный рост бизнеса, мультипликатор может быть и выше. А выход компании на IPO почти неизбежен: в 2005 году тогдашняя SWsoft получила 12,5 млн. долларов от венчурных фондов Bessemer Venture Partners, Intel Capital и Insight Venture Partners, и сейчас они полны решимости снять сливки.

О проблемах российских программистов, об усталости отечественных предпринимателей и сложностях их общения с американскими инвесторами мы и решили поговорить с Сергеем Белоусовым.

Задачки для упражнения мозга

- Вы начинали свой путь в бизнесе с простой торговли компьютерами. Потом вы зачем-то создали компанию Rolsen, которая стала делать телевизоры, - заметно более сложный бизнес. И, наконец, вы пошли в непонятный, непредсказуемый и рискованный бизнес по разработке софта. А для этого рванули в непостижимую для нас Азию. Вам что, было скучно просто зарабатывать деньги?

- Я поехал в Азию открывать офис по закупке запасных частей для компьютеров. Этот офис плавно перешел к закупке запчастей для телевизоров. К вопросу о скуке. Мне не было скучно. Это другое. Я просто не умею отдыхать. Мне всегда нужно себя как-то занимать. Я не умею развлекаться, мало сплю. Не могу по-другому. Вы когда-нибудь видели, как тигр ведет себя в клетке? Вот посмотришь на него: он ходит. Отвернешься: он ходит. А чего он ходит-то? Оттого что ему скучно? Да нет, он просто по-другому не умеет. Ходит, и все. Так и я. Я разными вещами попробовал заниматься тогда - не получилось. Начал заниматься софтом - как-то пошли дела. Получше-получше-получше - меньше стал заниматься Rolsen. Еще получше - стало понятно, что содержать разработчиков в Сингапуре не очень разумно. Так и пошло. Вообще скучно - это какое-то осмысленное заявление, надо сидеть и думать: о да, мне скучно. А у меня действия были скорее стихийные.

- Вы прошли очень длинный путь от простого аутсорсинга до конечного продукта, который расходится по всему миру. Но большинство российских компаний так и осталось в начале этого пути. Почему так? Почему у нас так мало хороших софтверных продуктов?

- Продукты бывают разными. Есть такие продукты, которые являются результатом разработок большого количества людей, коллаборативных разработок. Массовый софт из их числа. Обычно, чтобы такие продукты возникали, нужна определенная культура. Скажем, разработка самолетов. Советский Союз или Штаты многие годы разрабатывали самолеты. Кажется, это несложно, подумаешь, железки какие-то, законы физики же известны всем. Но чтобы создавать летающие и притом надежные самолеты, нужно годами формировать культуру их разработки. Разработка софта тоже требует своей культуры. Возьмем программы, которые используются миллионами пользователей. В их разработке и поддержке есть сотни деталей и тонкостей. В Советском Союзе просто-напросто никогда не было культуры разработки именно коммерческого софта для большого количества пользователей. И отдельной индустрии такой не было. Так что вся культура, необходимая для такой индустрии, создается с нуля. Это долгий процесс. В США она возникала на протяжении последних пятидесяти лет. Чего же ждать сейчас от России, когда мы только начали? Так что ответ на ваш вопрос неожиданный: не стоит говорить, что у нас нет продуктов. Их пока нет.

- Вы как-то обмолвились в интервью, что наши программисты хороши в разработке платформ. Что вы имели в виду?

- Программное обеспечение можно разделить на три условных типа. Есть простые приложения, они выполняют какую-то конкретную функцию - одну, другую или третью. Некоторые приложения представляют собой наборы функций. Например, бухгалтерская программа может иметь много модулей - учет зарплат, каких-то поставок, товаров. Но все равно по сути это набор конкретных функций. А платформа - это такая штука, которая может обеспечить работу сотен самых разных приложений. Чаще всего это означает, что в платформе зашиты тысячи разных функций, а пользователем платформы выступают другие приложения.

Теперь про наших программистов. Мне, правда, не близко это слово, мне ближе "инженеры". Программисты вроде что-то на клавиатурах своих набивают, а инженеры разрабатывают именно продукты. Один из этапов разработки - написание программного кода, но, вообще говоря, продукт - это нечто гораздо большее. Это еще и дизайн, и интерфейс, и удобство работы. Так вот, разработка платформы - это такая область, в которой требуется большой объем фундаментальных знаний, умение мыслить системно и строить сложные модели. Эти фундаментальные знания даются именно наукой. Исторически фундаментальная наука более всего была сильна в Штатах и в Советском Союзе. Обе страны туда очень много инвестировали, чтобы выиграть гонку вооружений. Как итог, и мы, и американцы умеем разрабатывать платформы - и это не то же самое, что программировать нечто простенькое. Программировать-то можно научиться по одной книжке.

- А какие наши платформы можете привести в пример?

- Гм, ну, например, когда космическая ракета летит в космос, внутри нее есть какая-то программная платформа. Или самолет Су-27 или МиГ-29. Внутри тоже есть платформа. Он же летает. Или ядерная подводная лодка. Как-то же она управляется? Есть платформа, для нее разработаны приложения. Офицер поворачивает рычаг - вызываются какие-то функции, реализуется управление.

- Но ни одной коммерческой вы не назвали.

- Просто в случае с платформами была другая идеология. Вот есть идеология компании Apple, которая считает, что компьютер и операционная система едины. Одного без другого не существует - только вместе. Проблема с большинством платформ, разработанных в Советском Союзе, была именно в этом: никто отдельно тогда софт не делал. Никому не могло прийти в голову писать операционные системы для Су-27 и продавать их на рынке. У нас не было отдельной программной индустрии, были отдельные группы инженеров, которые разрабатывали какие-то платформы.

- И это стало главной проблемой наших нынешних программистов.

- Инженеров.

- Хорошо, инженеров.

- Знаете, есть сразу три проблемы. Первая такая. Во всяком конкурентном обществе проявляется тенденция к созданию удобных продуктов. "Запакованных", законченных, совершенных продуктов. Что такое пятизвездочный отель? Вот вы журналист, вы часто бываете в таких отелях. А многие инженеры даже не представляют себе, что это такое. Сейчас, например, те, что работают в Parallels или Acronis, могут себе позволить "пять звезд", но многие до сих пор не могут. А вот тут как раз очень ярко проявляется, что такое нормальный сервис. Приезжал я в детстве с мамой куда-нибудь в Вышний Волочок, заходили поесть: "У вас можно покушать?" - "Чего, не видишь, у нас перерыв?" - "А как же покушать?" - "Ну ладно, садись". - "А вот это блюдо можно?" - "Нету его". - "А это?" - "Тоже нету". - "А что есть?" - "Борщ есть". - "Но в меню нет борща". - "Вы пожрать пришли или вопросы задавать?" Так и у российского инженера нет понимания, что такое продукт, что такое сервис к нему. Но, думаю, лет через десять оно сформируется.

Вторая проблема называется "культура управления". В Америке мальчик идет в школу, у него папа работает менеджером или владеет своей компанией. Мальчик, еще школьник, уже видит, как работает папа: он увольняет кого-то, нанимает, вечно считает доллары. И это буквально повсюду. А в России такой культуры еще нет: что такое финансы, управление, мотивация - с помощью денег, карьеры. И такая культура только создается сейчас. Но в области программного обеспечения менеджмент еще и специфический. И эта культура возникает еще медленнее. Вообще управление командой разработчиков - это целый пласт управленческих технологий, это очень сложно. И эффективность управления процессами где-нибудь в Microsoft выше, чем в моей компании, а в Parallels выше, чем в какой-нибудь захудалой конторе. В США проще: я открываю стартап и нанимаю человека из Microsoft, или IBM, или Intel. И он отлично знает, как устроен процесс управления разработками. Он уже был внутри него. Управление командой инженеров - это тоже ремесло, и найти сейчас в России человека, им овладевшего, очень тяжело. Таких людей в России почти нет.

Есть еще и третья проблема. Мы же делаем, в том числе и бизнес-софт, деловые приложения, так ведь? В Америке всякий человек и впоследствии программист с детства знает, что у него есть карманные деньги, ведет свой бюджет, потом у него появляется кредитка, залоги, займы, ипотека. Он умеет считать деньги и понимает, хотя бы отчасти, суть финансового процесса. Средний возраст российского программиста, условно говоря, тридцать пять лет. Он, конечно, навострился как-то жить по-новому, в чем-то разобрался, но его финансовый опыт, понимание бизнеса еще очень скромны. Ему написать бизнес-приложение в среднем куда сложнее, чем его соседу по континенту.

- А индийцы? У них же миллионы программистов сидят по "Бангалорам", у них же должны быть те же проблемы. Разве индусы хорошие программисты?

- Да их много, и много хороших, но они в принципе другие. Для них это, прежде всего, ремесло. Я думаю так, потому что профессия программиста там воспринимается иначе. Поэтому в среднем талантливыми там считаются другие программисты. Именно другие. Они не обязательно хуже. Просто их талант проявляется иначе. И применять его нужно иным образом.

У них это такое же ремесло, как любое другое, возникшее, скажем, тысячу лет назад. Это же древнее, кастовое общество. До сих пор. У них и по сей день вся жизнь пронизана тем, что нужно освоить какое-то ремесло и до смерти им заниматься. Желательно хорошо.

- И заслужить удачное перерождение.

- Да. Надо получить какое-то ремесло, а программирование не хуже и не лучше других. Да, можно пойти работать сапожником, но программистом заработаешь больше. Выучился - делай свое дело.

У нас же сегодня программистами и инженерами работают люди, которые учились далеко не на эти специальности. Все они в действительности учились на физиков, математиков еще при Советском Союзе - и размышляли примерно как индусы сейчас: верили, что, так или иначе, пойдут по специальности. Потом вдруг - раз! И они стали что-то программировать. Раз - у нас тут уже рынок! А у них кругом друзья, знакомые - все суетятся: кто-то дома строит, кто-то на бирже спекулирует, третьи таксуют. И вот кто-то из них не удержался - тоже пошел в коммерцию, кто-то удачно, кто-то вернулся назад. И только сейчас у них, наконец, появляется ощущение, что они получили новую профессию, что они уже не пойдут чем-нибудь торговать. Все это время они бежали-бежали - и вдруг: фууух (Выдыхает.). После того как это понимание приходит, они начинают в этой своей новой ипостаси думать: о-па, мы теперь разработчики, а что же дальше? Большинство тех, кто сегодня успешно продает какие-то программные разработки, пришли к этому стихийно. Евгений Касперский, Давид Ян (ABBYY), Аркадий Волож ("Яндекс") - все это без каких-либо специальных планов. Можно задним числом придумать красивую пиар-историю, но на самом деле все произошло скорее по какой-то глупости, случайности. А вот те, кто сегодня у нас работает, они другие. У них уже есть опыт. Они теперь могут планировать.

- А еще вы зачем-то вкладываете деньги в наше образование, делаете научные лаборатории в технических университетах. Зачем вам эта тщета?

- Исключительно в корыстных целях. Мы хотим воспитать себе кадры.

- Но они же не обязательно станут вашими?

- Да, не факт. Но это такой способ взрастить себе резервы, причем достаточно эффективный с точки зрения денег. Мы рассчитываем, что они заинтересуются какими-то околоприкладными задачами и захотят работать у нас. Есть идея зажечь талантливых людей сложными задачами. Есть же такие студенты, у них жена с ребенком в общежитии, им выжить надо. Такой студент пойдет работать. Кем-нибудь. А есть другие. Они вообще не хотят программистами быть, но у них есть способности. Они не знают, кем хотят быть. Они могут пойти и порешать интересную задачку. Тут же очень важна именно мотивация. Так вот, использовать во всю силу свой мозг только потому, что получаешь кайф от его использования, - это одна из самых сильных мотиваций в области создания сложных вещей. Огромное количество ученых занимаются наукой не потому, что хотят прославиться. Им просто нравится процесс. Это как тот тигр в клетке, который ходит не потому, что ему скучно, а потому, что не может иначе. Наша задача - найти таких людей, которым нравится упражнять свой мозг.

Апология венчурных насильников

- В 2005 году вы взяли деньги у венчурных фондов, когда ваш бизнес был, в общем-то, уже вполне состоявшимся. Зачем вам это было нужно?

- В первую очередь, как и почти во всем, что мы делаем, это было по глупости.

- Смело.

- Мы думали, что инвесторы помогают развивать бизнес. Что касается Parallels, важно отметить, что у нас очень сложный и специфический бизнес. Нашим партнерам, клиентам, потенциальным сотрудникам трудно оценить, насколько мы стабильны и стоит ли иметь с нами дело. У них нет возможности провести due diligence. Зато эту оценку может сделать венчурный фонд. И вот он изучает наши финансы, наши продукты, нашу команду, оценивает и решает, есть перспектива или нет, инвестировать или нет. Так что наличие фонда - это сигнал, что у нас все нормально. Фонд же проголосовал деньгами.

Есть еще один фактор. У нас такой бизнес, что в компании очень много продвинутых сотрудников. Их надо мотивировать как-то, например опционами. Но откуда им знать, превратятся ли опционы когда-нибудь в деньги? Если есть венчурный фонд, это почти неизбежно. А в частной компании можно проработать тридцать лет, а опционы так и останутся просто бумажками.

Ну и третье. С инвестором можно посоветоваться. Можно сделать это и со сторонним человеком, но он не отвечает за свои советы. А инвестор может потерять деньги, он над своими словами сто раз подумает. Плюс можно посоветоваться с другими компаниями этого инвестора, посмотреть на их опыт.

- Только своими средствами обойтись нельзя?

- Можно, но в технологическом бизнесе рано или поздно деньги понадобятся. Вообще наш бизнес так устроен - это, знаете, как прыгать по камешкам. Вот вы получили какой-то актив, он потихоньку сгорает, надо быстро перепрыгнуть на следующий. В чем проблема? Очень трудно так прыгать, потому что каждый раз надо прыгать чуть дальше. И в какой-то момент окажется, что не хватает своих сил прыгнуть дальше. Нужны ресурсы. В технологическом бизнесе есть два способа создания продукта - разработка своими силами и покупка. И всегда есть момент, когда покупка становится нужна. Для любого бизнеса в нашей области.

- А можно же поступить наоборот, не купить, а продать все и лежать под пальмой с коктейлем - наши предприниматели сейчас ощущают такую усталость и продают свои бизнесы. У вас нет такого желания?

- А что я буду делать тогда? Я не умею лежать под пальмой. Мне не кажется это прикольным, мне скучно. Если честно, то действия, связанные с уходом из бизнеса, чаще всего вызваны эмоциональными факторами. Если две недели спать по два часа в день, то к концу этого срока появится желание лечь под пальму. Но я работаю не для того, чтобы что-то заработать, а потом полежать под этой пальмой. Я так живу, потому что мне нравится это.

- А какова тогда конечная цель?

- А нету никакой цели! Просто интересно создавать продукты, вести бизнес с партнерами. То есть, конечно, есть показатель успеха - это финансы. Но это не цель. Цель - хороший бизнес. Хорошие продукты, довольные клиенты, счастливые сотрудники и партнеры.

Но тут возникает одна проблема. Пусть компания стала успешной. Но почему она достигла успеха? Тут же столько факторов - как определить решающие? Вы не читали случаем книжку про Стива Джобса, которая не так давно вышла, "Икона"? Мы обсуждали ее с Дайаной Грин, президентом WMware, нашего главного конкурента. В Силиконовой долине многие пришли к выводу, что Джобса в этой книжке ну просто поливают дерьмом.

- Отчего же? В книге намекают, что все его успешные решения были стихийными, случайными, что ли.

- Ну уж нет. В книжке полно таких мест, где неявно говорится: действия его были, может, и стихийными, только все успехи были достигнуты скорее вопреки им, чем благодаря. Притом что этот человек абсолютно гениален с точки зрения запуска новых проектов. Ему удалось буквально возродить из пепла Apple, что, откровенно говоря, в случае с технологичными компаниями невозможно, когда они уже вошли в состояние зомби. Но даже в его случае, когда, казалось бы, не может быть второго мнения о заслугах Джобса, можно запутать ситуацию! В успешной компании в бизнесе появляется тысяча разных деталей. И чем успешнее компания, тем меньше у венчурного фонда желания разбираться, почему все так сложилось.

- И как же думает венчурист?

- Он думает: все хорошо - и ладно. Инвестор перестает что-либо понимать в бизнесе компании. Зато он сознает кое-что другое. Ему очень хочется повысить цену своего пакета любыми способами, невзирая на мнение менеджмента, пусть даже эти способы повредят компании в будущем. Например, пусть компания стОит три миллиарда. У какого-то фонда, предположим, десять процентов ее акций. Это триста миллионов. Но если общая стоимость вырастет на пять процентов, то у фонда станет на пятнадцать миллионов больше. Это большие деньги, и чтобы они возникли, можно себе позволить потратиться и на юристов, и на другие механизмы давления на менеджмент. По сути, это такая форма венчурного изнасилования.

Есть и еще одна вещь. Многочисленные фонды private equity, когда вкладывают деньги, делают это уже на поздней стадии и рассчитывают на большую сумму прибыли, но небольшой мультипликатор. Например, сегодня они оценивают компанию в пятьсот миллионов, через пару лет при размещении получится полтора миллиарда. Они вложили сто миллионов, выручат триста, двести заработают - это сорок пять процентов годовых. А если компания пошла на IPO через четыре года и была оценена в один миллиард, то это уже где-то девятнадцать процентов годовых. Ощутите разницу: так можно было заработать и на гораздо менее рискованной недвижимости. Так что такой инвестор будет биться за то, чтобы компания пошла на размещение или была продана раньше. У него вдобавок есть самые разные способы влиять на решения, принимаемые менеджментом. Куча очень продвинутых юристов, которые очень сложным образом записывают очень сложные условия в самые разные договоры - при финансировании. Поначалу кажется, что существует море таких вещей, которые где-то записываются в бумагах, но никогда не будут использоваться, если все идет хорошо. Но это ошибка! Они не будут использоваться, пока дела идут так себе. Как только компания начинает приносить большие дивиденды, поведение инвесторов меняется.

Я уже как-то приводил такой пример: мужчина попадает в зал с обнаженными девушками, пятнадцати-шестнадцатилетними, очень красивыми и цветущими. В принципе, вся ситуация провоцирует его на секс. Любого провоцирует. Меня тоже провоцирует. Другое дело, что я не стану, потому что это ненормально. Но кто-то не сможет удержаться, особенно если туда посадить насильника. Так вот инвестор, тем более венчурный, у которого уже был опыт изнасилования менеджмента компаний, может и в случае с вашей компанией не удержаться. Поэтому важно проверять его историю. Особенно это касается американских инвесторов.

- Это почему?

- Потому что основное там - деньги. Это очень старое и очень развитое капиталистическое общество. В Америке бизнес-отношения и персональные отношения разделяются. А деньги несовместимы с персональной жизнью. В ней есть какие-то императивы - дружба, товарищество. В Америке это все тоже есть, но отделено от бизнеса. Если это привязать к бизнесу, сразу получается диссонанс. Если их смешать, может возникнуть такая ситуация, когда уже никакие отношения невозможны - ни бизнес, ни персональные. Потому что выбор в пользу дружбы означает потерять деньги, а выбирают обычно деньги. Вы никогда не разводились?

- Нет, не разводился. И даже не женился.

- Ну, представьте, что вы разводитесь, и жена начинает у вас отбирать деньги. Машины, дома, вообще все активы. И вот она отбирает и говорит: "Ты такой-сякой, да ты ничто, ты ничего не делал! И вообще ты!.." Вот после всего этого никаких уже отношений не будет вовсе. Невозможно даже общаться. Или другой пример о культурных различиях. В Америке в Parallels работает более двухсот человек, и ни про одного из них я не знаю о существовании любовницы или любовника. Не принято как-то в целом там иметь любовников, не принято заводить сексуальные отношения с коллегами. Я лично не знаю таких случаев. А вот поведение русского, который может прийти спокойно на деловую встречу с любовницей, никто не осуждает. А еще где-нибудь можно, наверное, прийти с тремя двенадцатилетними девочками, и к этому отнесутся нормально. Разные системы поведения. Так вот, в Америке считается нормальным "прижать" партнеров, если можно на этом нажиться, даже если речь идет о небольших деньгах, вне зависимости от персональных отношений. Таковы правила игры - никто не будет про тебя плохо думать. Самое же главное - это деньги.

- В книжках - что про Стива Джобса, что про главу Oracle Ларри Элисона - как раз рассказывается: вот были друзья, работали вместе, потом не сошлись во мнениях, выгнал, отобрал все опционы. И это нормально, потому что деньги важнее?

- Понимаете, если инвестор что-то такое сделал, отчего вся ваша жизнь пошла под откос, но сделал из-за денег, это в американском восприятии не есть плохо. В русском - это нечто невероятное, это даже может испортить репутацию. В американской психологии венчурное изнасилование в практике инвестора, а такая практика не означает, что с ним нельзя потом вести бизнес. Можно, но с огромным вниманием к деталям, с большой аккуратностью. Просто нельзя расслабляться. Знаете анекдот про собачку? Идет мальчик с папой по улице и видит: одна собачка к другой пристроилась. "Папа, папа, а что это собачки делают?" - "Ну, сыночек, это просто одна собачка расслабилась, а другая ее, ну это, гладит..." Дальше идут. Папа же беспокоится, вдруг сын неправильно что-то понял. "Ну что, сыночек, ты все понял?" - "Да, пап, я все понял: главное - не расслабляться".

 

Наши новости и издания

Март 2014
Начата работа над новой статьей А. Э. Сапогова и М. Ю. Мостова, посвященная практике НФТ в разных странах мира, включая Австралию, Индонезию, Южную Корею, США, Великобританию и другие страны мира. Одновременно подходит к концу работа над совместной статьей А. Э. Сапогова и О. В. Белой "О системах риск-менеджмента в области инвестиций и инвестиционных проектов в России: право, практика, перспективы". Статья будет завершена в конце этого года. и представлена в ряд российских и зарубежных экономических изданий.
 
Февраль 2014
Подготовлен черновой вариант книги А. Э. Сапогова: "Прикладной риск-менеджмент при реализации инвестиционных проектов: право, практика, перспективы (PPP)". После авторской редакции книга будет представлена ряду российских и зарубежных издательств. Отдельные главы книги можно будет вскоре почитать в соответствующих разделах сайта.
 
Январь 2014
В журнале "Финансы и кредит" вышла статья А. Э. Сапогова и М. Ю. Мостова "Об эффективности принимаемых на государственном уровне мер по внедрению новых финансовых технологий в систему экономического развития Российской Федерации". Статью можно почитать в одноименном журнале № 6, февральский выпуск.